Первая русская революция стала грозным испытанием для всей Русской земли. Внешние и внутренние враги предприняли невиданную в истории России попытку перевернуть все основы её народной жизни. В это время Кронштадский пастырь явился как Всероссийский пророк. Отец Иоанн всем сердцем переживал беды и боль Отечества. Его проповеди и слова в это время исполнены грозных пророчеств и страшных обличений: «Царство Русское колеблется, шатается, близко к падению».
«Если не будет покаяния у русского народа, конец мира близок. Бог… пошлёт бич в лице нечестивых, жестоких, самозваных правителей, которые зальют всю землю кровью и слезами».
Но обличая, Пастырь-пророк не оставляет своих заблудших чад без наставления. Спасение России он видит только в народном покаянии и верности Царю и православному Отечеству.
«Бедное Отечество, когда-то ты будешь благоденствовать?! Только тогда, когда будешь держаться всем сердцем Бога, Церкви, любви к Царю и Отечеству и чистоты нравов».
РАЗЛИЧИЕ И РОДСТВО
«Различия между нашими Церквями носят не столько догматический, сколько текстологический характер»
Алексий II
Патриарх Московский и Всея Руси
Практически все войны, которые за последние 1700 лет велись на территории Армении, носили в той или иной мере религиозный оттенок. Ни прививаемый путём политического шантажа католицизм, ни насаждаемый силой ислам не смогли составить какой-либо реальной конкуренции влиянию Армянской Апостольской Церкви, пребывающей в лоне Православия все семнадцать веков своего существования. Первая в истории война за право быть христианским государством тоже легла на плечи Армении.
Это был 451 год. Волею византийского императора Маркиана по инициативе императрицы Пульхерии в городе Халкидоне готовились к открытию Четвёртого вселенского собора в церкви Св. Евфимии. Греческая и римская кафедры настояли на том, чтобы собор признал в качестве официального догмата две природы (естества) в Христе – божественную и человеческую, неслитные, но нераздельные после воплощения. Приверженцы этого богословского направления стали называться диофизитами. Монахи Диоскор, Евтихий и их сторонники из числа египетских епископов были отлучены от Церкви и преданы анафеме за несогласие с формулировками собора.
Представители Армянской Церкви не присутствовали в Халкидоне из-за тяжелейшей военной ситуации, а постановления, суть которых неточно передали им сирийские монахи-переводчики, отвергли. Решение собора вместе с посланием Папы Римского Льва I в Армению принесли сирийские монахи – носители жёстких антихалкидонских позиций. Чтобы настроить Армянскую Церковь против халкидонитов, они преднамеренно исказили суть и смысл указанных документов. Несмотря на то, что Халкидонский собор проклял несторианство, из перевода документов вытекало, будто он принял учение Нестория. В результате в Армении халкидонство стало отождествляться с несторианством.
Произошёл раскол вселенской Церкви на сторонников и противников постановлений Халкидонского собора. Восточные церкви – Армянская, Сирийская и Эфиопская хранили верность формулировкам первых трёх вселенских соборов, не считая возможным их пересмотр в зависимости от изменения политической конъюнктуры в ведущих христианских державах. Любопытнее всего то, что на Армянскую Церковь, также предавшую анафеме Евтихия и Диоскора, чьи взгляды искажали христианскую догму, поспешно наклеили ярлык «неправославной» и «монофизитской», хотя ни один армянский богослов не согласится с этим определением.
Обоснованно консервативная и непреклонная Армянская Церковь оставалась верна духу Второго вселенского собора, состоявшегося в 381 г. в Константинополе под председательством св. Григория Богослова, подтвердившего своей резолюцией окончательность постановлений Первого вселенского собора: «Вера 318 отцов, собиравшихся в Никее Вифинской, да не отменяется, но да пребывает господствующей».
Одна из древнейших в мире, Армянская Апостольская Церковь на протяжении всей истории христианства была и остаётся неотъемлемой частью «единой, святой, соборной и апостольской Церкви» Христовой. Армения приняла христианское учение из уст апостолов Христа – Фаддея и Варфоломея, а потому правомерно считала, что изменяемые по прихоти того или иного властителя формулировки не имеют ничего общего с богословием. Уже тогда, в V веке армянский Святой Престол поставил задачей не допускать догматических наростов на основах, заложенных апостолами и отцами вселенской Церкви, равно как и любых других нововведений, способный превратить христианский догмат в арену для словопрений и проникновения ересей в церковную среду. В Армении прекрасно понимали, что Халкидонский собор стимулировался не богословскими мотивами, а состязанием Греческой и Римской кафедр, стремившихся к первенству и возвышению над остальными автокефальными церквами.
В 482 г. был опубликован знаменитый «Энотикон» византийского императора Зенона, пытавшегося примирить халкидонитов и нехалкидонитов. Однако, этому документу не довелось сыграть отведённой ему исторической роли, поскольку государства Закавказья, по-прежнему ведшие смертельную борьбу за освобождение из-под ига насаждавшей огнепоклонство Персии, не имели возможности следить за развернувшимися в Византии ожесточёнными христологическими диспутами и тем более участвовать в них.
Отметим, что на ситуацию в значительной степени повлияло и то, что Папа Геласий I на соборе в Риме торжественно провозгласил себя «наместником Христа на земле» и закрепил за собой право называть ересью всё, что угодно лично ему. С тех пор его приемники умело закладывали в сознание миллионов верующих мысль о существовании врагов Христа, с которыми должна бороться благочестивая Церковь во главе с Понтификом.
«Энотикон» Зенона был официально принят Закавказскими церквями – Армянской, Грузинской и Алуанской только 506 г. на Первом поместном соборе в Двине. В нём приняли участие двадцать армянских епископов, четырнадцать князей, а также Грузинский и Алуанский патриархи со своими епископами. Собор принял послание армянского католикоса Бабкена I, в котором тот как глава автокефальной церкви уже официально заклеймил арианскую, несторианскую и евтихиальную ересь. Однако, заявление католикоса о том, что закавказские церкви были и остаются верны постановлениям первых трёх вселенских соборов и отвергают Халкидон, вызвало в Европе мгновенную реакцию, ополчив Греческий и Римский престолы против Армянской Церкви. Под нарастающим от десятилетия к десятилетию давлением Византийской империи Армянская Церковь оказалась окончательно ввергнутой в пучину догматических споров, искусственно обострявшихся на протяжении веков.
Не внимая доводам Армянской Церкви, европейские кафедры априори объявили её монофизитской. В действительности же согласно христологии Армянской Церкви, основанных на исповедательных формулировках Третьего вселенского собора (431 г.), «Логос Божий со своей Божьей личностью, природой, воздействием и волей соединил в себе совершенную человечность. Божественное и человеческое соединены нераздельно, неизменно в Господе нашем Иисусе Христе». Очевидно, что трактовать эту формулировку как проявление монофизитства можно лишь вследствие определённого политического заказа.
Католикос Всех Армян Гарегин I говорил в этой связи: «С IV века вплоть до конца V богословская мысль в Армении развивалась в направлении, которое исключало принятие учения о разделении двух природ Христа, сформулированного в 451 году на соборе в Халкидоне и, в частности, Папой Львом I в Послании к Флавиану. В этих формулировках армяне усмотрели усиление несторианства. Армянская Церковь не является монофизитской в том смысле, который обычно вкладывают в это понятие. Под монофизитством, как правило, понимают признание лишь Божественной природы Христа при почти полном исчезновении Его человеческой природы, которая, согласно Евтихию, была потеряна в Его Божественности, «как капля мёда в океане». Мы также не следуем учению Нестория, так как никогда не принимали его дуализм в личности Христа, воплощённого Слова. Доказательством этого служат наши литургические тексты, в которых мы предаём анафеме Евтихия, Нестория и их учения.
Что касается нашей христологии, мы остаёмся в русле богословия Кирилла Александрийского. Если под монофизитством понимать исповедание «одной природы Бога, Воплощённого Логоса» как единства двух природ, в этом случае мы монофизиты. Две природы не потеряли собственных черт и своей полноты, но они не действуют нераздельно, иначе мы бы имели дуализм, и воплощение не имело бы места.
Во времена борьбы вокруг формулировок Халкидонского собора богословы и церковные иерархи, обвиняя друг друга в ереси, были искренни. Но когда мы смогли установить подлинный церковный диалог и прийти к взаимной открытости, другие церкви несколько раз констатировали, что наше «монофизитство» не было ересью.
В учении Армянской Церкви, представленном святым Нерсесом IV императору Мануилу I Комнину (XII в.) есть выражение, которое может быть ключом к пониманию проблемы: «Если говорят «одна природа» в смысле единства неразрывного и нераздельного, а не в смысле их слияния, и /если говорят/ «две природы» как неслиянные и не означающие «разделения», /тогда/ обе /позиции/ находятся в русле православия». Я думаю, что на богословском уровне в это понимание уже тогда была внесена ясность. С другой стороны, вы хорошо знаете, как долго живут старые представления или подозрения и как трудно бывает от них избавиться. В популярной светской литературе продолжают называть Армянскую Церковь монофизитской; я всё-таки думаю, что сегодня для хорошо информированных богословов это понимание рассеялось и осталось в прошлом».
Подмена терминов и вольные трактовки догм духовными кафедрами в Европе вели к упрочению антихалкидонской позиции Армении. Причину отторжения следует видеть в том, что Византия принуждала Армян к принятию халкидонства ради подчинения себе не только Армянской Церкви, но и всего армянского народа. В памяти армян было свежо воспоминание о том, что в IV веке не кто иной, как Византия ликвидировала в Западной Армении власть царской династии Аршакуни. По этой причине антихалкидонская позиция принималась армянами, в первую очередь, как антивизантийское политическое движение.
С веками богословские и околобогословские споры подспудно уступили место во многом куда более опасному явлению – инерции, подключившей массовое сознание к восприятию догматических различий как приметы национальной действительности. При этом лучшие богословские умы Армении и России всемерно способствовали сплочению вокруг Православия, а не дальнейшему расхождению единоверных народов и их сестринских церквей. В XIX веке, когда Восточная Армения вошла в состав Российской империи, интерес к вероучению Армянской Церкви естественным образом возрос. Одной из первых и абсолютно искренних попыток представить русскому читателю суть учения Армянской Апостольской Церкви были труды епископа Гермогена Добронравина «краткий очерк истории Армянской Церкви» и «Вероучение Армянской Церкви», которые можно рассматривать как первые, не твёрдые ещё попытки межцерковного диалога. Добронравин рассматривал Армянскую Церковь как Восточную ветвь Православия и ставил перед читателем риторический вопрос: «если Церковь Армянская так сходна в своём вероучении с Церковью Православной, то отчего же она не находится в общении и единении с нею?»
Наше время стало приносить богоугодные плоды этого диалога, углубляемого усилиями Верховного Патриарха и Католикоса Всех Армян Гарегина II и Патриарха Московского и Всея Руси Алексия II, сказавшего в 2000 году на освящении армянской церкви Св. Екатерины в Санкт-Петербурге: «Различия между нами носят не столько догматический, сколько текстологический характер». Родство же в том, что «один Господь, одна вера, одно крещение» (Ефес. 4:5).